КВИНТ ГОРАЦИЙ ФЛАКК • ПЕРЕВОДЫ И МАТЕРИАЛЫ
CARM. ICARM. IICARM. IIICARM. IVCARM. SAEC.EP.SERM. ISERM. IIEPIST. IEPIST. IIA. P.

Гораций в литературной теории и практики Феофана Прокоповича

© Морозова Г. В., 1980 — Проблемы поэтики. Алма-Ата: Казахский ордена Трудового Красного Знамени Государственный университет им. С. М. Кирова, 1980. Стр. 176185.

Из всех поэтов и писателей античности, включая даже Гомера, ни один не оказал такого мощного воздействия на римскую литературу XVIII века, как Гораций. Начиная с 30-х годов, он входит в литературную практику России сначала как поэт-сатирик, позднее, в 4050-е годы, как поэт-лирик. Но первое знакомство русского общества с римским поэтом состоялось раньше, в XVII веке: в высших духовных академиях преподавание теории поэзии в значительной степени опиралось на «Науку поэзии» Горация [1].

О каком Горации  кодификаторе поэзии узнавали слушатели первых высших учебных заведений России? Что из теоретических положений его принималось безоговорочно, что корректировалось, сглаживалось, дополнялось? В какой степени, наконец, был известен Гораций-сатирик, моралист и Гораций-лирик?

Наиболее полный ответ на поставленные вопросы можно найти в «Поэтике» Феофана Прокоповича, являющейся, по [стр. 177] мнению специалистов, «самым замечательным памятником раннего периода развития теоретико-литературной мысли в России... и в то же время последним достижением латиноязычной теоретико-литературной мысли в Европе [2]».

За время, истекшее с момента опубликования первого перевода на русский язык трактата по теории поэзии Прокоповича (1961 г.), появилось несколько серьезных исследований, часть из которых рассматривает «Поэтику» как систему литературно-эстетических понятий, вскрывает ее теоретические основы [3]. Другие работы посвящены вопросу об отношении ее к предшествующей европейской теоретико-литературной мысли, отдельным представителям, на которых опирался Феофан [4]. Признавая, что главным авторитетом для него наряду с Аристотелем являлся Гораций, ни одна из названных работ не исследовала интересующей нас проблемы. Если влияние Горация-кодификатора поэзии на Прокоповича-теоретика поэзии считается бесспорным фактом, то влияние поэта Горация на поэта Прокоповича  вопрос совершенно неизученный. Данная статья рассматривает проблему влияния Горация на Феофана Прокоповича и теоретика литературы, и поэта.

Трактат «De arte poetica» написан для читаемого в Киево-Могилянской академии курса по теории поэзии в 1705 г., спустя три года по возвращении Прокоповича из-за границы, где он получил прекрасное образование [5]. Для автора трактата по теории поэзии Гораций прежде всего  создатель «Науки поэзии». Ссылки на это послание стали традицией во всех латиноязычных поэтиках XVIXVII веков (И. Вида, Ю. Скалигер, Я. Понтан, М. Сарбевский).

Подобно своим западным предшественникам Прокопович в большинстве случаев полностью согласен с Горацием и принимает его суждения без каких-либо оговорок. В первой книге: «Назначение поэзии заключается в том, чтобы или приносить пользу, или услаждать, или обоими этими слоями оказывать людям помощь в жизни» [6], «каждый поэт пусть выбирает предмет по силам» (350), «в описаниях будет кратким и ясным» (360), «подражая великим образам, пусть соблюдают меру» (362); во второй книге: «содержанием эпопеи являются подвиги знаменитых мужей» [стр. 178] (386), «в определении темы эпической поэмы следует соблюдать скромность, избегая длинных перифраз и напыщенных высокопарных слов длиною в полтора фута» (388390), «в драме должно быть 5 действий» (433), «ямб изобрел Архилох и этим размером писали трагедии» (435436), «речи героев должны соответствовать характерам» (426); в третьей книге: «Прежде в элегии воспевали исключительно печальные события, затем стали, затрагивать всевозможные предметы» (439).

К Горацию, таким образом, восходят основополагающие моменты «Поэтики» Прокоповича: рассуждение о пользе и необходимости науки поэзии, о воспитательном значении литературы, о предмете поэзии, поэтическом мастерстве, необходимости выработки стиля, содержании и зачине эпической поэмы, о характере в драмах. Все эти положения войдут в работы по теории поэзии и Тредиаковского, и Ломоносова.

Больший интерес представляют те места «Поэтики», где Феофан дополняет, сглаживает, подправляет римского теоретика поэзии. Так, в главе о пользе поэзии, ссылаясь на 334335 стихи из «Науки поэзии» («Или стремится поэт к услаждению, или же к пользе, или надеется сразу достичь и того и другого»), он добавляет: «И когда Гораций сказал „услаждать”, то если хочешь понять, что такое истинное услаждение, назови это услаждение здравым, а не заражающим» (342).

В главе о необходимости поэтического искусства, продолжая давний спор о том, что для поэта важнее  талант или наука, Прокопович цитирует стихи 408410 из «Науки поэзии» (что придает стихам красоту: талант иль наука? Вечный вопрос! А по мне ни старанье без божьего дара, ни дарованье без школы хорошей плодов не приносит), но сам отдает предпочтение науке: «Скорее может делать ошибки человек одаренный, но не искусный, чем менее одаренный, но проникшийся правилами искусства» (345346).

В главе об определении темы эпопеи, в полном согласии с Горацием (три ссылки на римского поэта 388380), он предостерегает будущих поэтов от чрезмерно [стр. 179] напыщенных вступлений. Но в отличие от автора «Науки поэзии», Феофана интересует и такая особенность начала поэмы, как «призывание божества». Позиция его довольно противоречива: «Муз, как покровительниц поэзии, принято называть при любом содержании. Однако христианскому поэту надо решительно остерегаться подобных призываний богов. Неужели он взаправду и серьезно просит о помощи и выказывает себя нечестивым?» (390). «Следует знать, однако, что в виде присловья под именем музы или муз разумеется литература и науки. В таком смысле и для нас допустимо пользоваться этим. Но поскольку при призывании муза приобретает значение баснословной богини, постольку следует воздерживаться от упоминания музы» (391).

В главе о трагедии, пересказывая и цитируя Горация («не все происходящее следует изображать на сцене» (435), он добавляет к запретам римлянина, свои: «Сюда следует отнести и священные таинства нашей веры: бескровную жертву, крещение и прочее в этом роде» (435).

Все перечисленные случаи дополнения Горация можно понять, принимая во внимание, в стенах какого учебного заведения и для кого создавалась «Поэтика». Подобно позднейшим русским переводчикам XVIII века, «склонявшим на наши нравы» Горация-поэта, Прокопович приспосабливает Горация-теоретика к чуждой идеологии, обрабатывает его в христианском духе. Поэтому в одном случае ему приходится ввести два вида услаждения (истинное и заражающее), осудить неприличные стихи Плавта, Овидия, Катулла, Марциала (Горация в этом списке нет, хотя до сих пор некоторые его обсценные стихи не включаются в издания!) и пространно, со ссылками на христианских писателей и апостолов доказывать правомерность использования языческих поэтов. Это сближает Прокоповича с «поэтиками» XVII века и отделяет от Тредиаковского и Ломоносова. В другом случае он непоследовательно признает законность «призывания божества» и одновременно осуждает за это. PAGE-180

Дело в том, что в литературной практике Западной Европы к тому времени уже стало традицией обращение к музам и другим античным богам, даже сам Прокопович использовал мифологические образы (Марса, например, в поэме «Эпиникион»). В русской литературе конца XVII  начала XVIII веков встречаются имена Евиша, Марса, Нептуна и др., но даже в 1736 г. Тредиаковский вынужден оправдываться: «Купидин, которое употреблено во второй моей элегий, не долженствует к соблазну дать причины жестокой добродетели христианину, понеже оно тут не за поганского Венерина выдуманного сына приемлется, но за пристрастие сердечное, которое в законной любви [7]». В «Риторике» Ломоносова 1747 года мифология полностью узаконена. Расхождения Прокоповича с Горацием являются одновременно рубежом, отделяющим «Поэтику» от подобных сочинений Тредиаковского и Ломоносова 3050-х г.

Из трактата Феофана слушатели и читатели узнавали о Горации не только как о кодификаторе поэзии: они знакомились с ним и как с создателем посланий и сатир. Знакомство это было поверхностным и не выделяло Горация среди других поэтов: о посланиях сообщается только то, что они написаны гекзаметром (386), о сатирах несколько подробнее  «... в сатирах лиц поименно затрагивать не следует, но применять вымышленные от себя... или брать из Марциала, Горация, Ювенала» (439), «в сатирах следует подражать Персию, Ювеналу и Горацию» (382). Для Тредиаковского в 1735 г. Гораций прежде всего поэт-сатирик (бесспорно, сказалось влияние сатир Кантемира), затем автор пиитических эпистол и лирических стихотворений. Любопытно, что как о теоретике искусства, создателе «Науки поэзии» о нем ни разу не упомянуто. Образцом в этом роде называется Буало [8].

Шире и глубже в «Поэтике» Феофана представлен Гораций-лирик, «главный среди лирических поэтов» (442). По разным случаям цитируются оды: IV. 7 как пример описания весны, III. 3 как пример амплификации (417), PAGE-181 IV. 9 для подтверждения мысли, что поэзия дает бессмертие (345). В основном на одах Горация построен весь раздел о лирической поэзии: «У него можно найти то, что составляет содержание лирической поэзии» (441), у него следует учиться, как украшать стиль оды, у него встречаются все стихотворные размеры, которыми сочиняли оды (442441). Очень категорично и однозначно Прокопович высказывает свое отношение к Горацию, рассуждая об образцах, которым должно подражать при сочинении оригинальных произведений: «В лирическом жанре подражай одному только Горацию» (382),

Закономерно возникает вопрос, не последовал ли Прокопович в собственной литературной практике тем советам, которые давал в литературной теории, не подражал ли он в своих лирических стихотворениях «образцовому» поэту? Как отмечалось выше, в работах, посвященных творчеству Прокоповича и судьбе Горация в России, речь об этом до сих пор не заходила [9], хотя нельзя сказать, что исследователей не интересовал вопрос об источниках лирики Прокоповича. Г. А. Гуковский высказал общую мысль о том, что большинство стихотворений Феофана Прокоповича восходят к западноевропейским источникам [10], П. Н. Берков в статье «Одно из первых применений эзоповского языка в России» на конкретном примере «Оды Петру II» показал, как, в каком направлении источник перерабатывался [11]. В данном конкретном случае «Ода Петру II» являлась переложением псалма 100. К этому же жанру «парафразиса» П. Н. Берков относит «одну на самых популярных в рукописных песенниках» XVII века [12]» песню Феофана «Кто крепок на бога уповая [13]». Источником ее он считал псалмы 111, 90, 89 и др.

Действительно, и в песне, и в псалмах лежит общая идея упования на бога, но сравнительный анализ лексических, образных средств, стиля песни и псалмов не подтверждает выводов исследователя. По нашему мнению, бесспорным источником песни следует признать Горация, точнее, две первые строфы 3 оды III книги. Ниже приводится полностью текст песни и далее дословный перевод двух первых строф оды III. 3 Горация, в скобках [стр. 182] для сравнения отрывок из псалма III, наиболее близкого к песне.

Кто крепок на бога уповая,

Той недвижим смотрит на вся злая;

Ему ни в народе мятеж бедный,

Не страшен мучитель зверовидный,

Не страшен из облак гром парящий,

Ниже ветр, из южных стран шумящий,

Когда он смертного страха полный,

Финобалтицкия движет волны.

Аще мир сокрушен распадется,

Сей муж тогда содрогнется;

В прах тело раэбиет падеж лютый,

А духа не может и двигнути.

О боже, крепкая наша сило,

Твое единаго сие дело,

Без тебе и туне мы ужасны,

При тебе и самый страх нестрашный.

(Справедливого и твердого в намерении мужа не колеблет ни ярость граждан, одобряющих дурное, ни взор угрожающего тирана, и ни Австр, бурный властитель неспокойного Адрия, и ни могучая рука громовержца Юпитера; если бы, разломившись, обрушился мир, обломки поразили бесстрашного.)

(6) Он вовек не поколеблется; в вечной памяти будет праведник.

(7) Не убоится худой молвы; сердце его твердо, уповая на господа.

(8) Утверждено сердце его; и он не убоится, когда посмотрит на врагов своих.

Каким образом ода Горация превратилась в духовную песнь? При ближайшем рассмотрении обнаруживается сходство принципов переработки Горация-теоретика и Горация-поэта Прокоповичем, Все, что не противоречит идее духовной песни (на уровне лексики, образов, стиля), береж- [стр. 183] но сохраняется. Например, воспроизведена такая особенность стиля, как амплификация [14], передан смысл слов-образов, составляющих ее (ardor civium  мятеж народа; tyrannis voltus  мучитель зверовидный; manus Iovis fulminantis  гром; Auster, dux Adraie  ветер из южных стран шумящий, финобалтицкие движет волны). Но все чужое, чуждое или опускается magna manus, или заменяется таким образом, чтобы «чужое» стало «своим», могло органически слиться со «своим». Поэтому исчезают географические и мифологические приметы римской действительности, вместо них появляются или абстрактные образы (Auster  ветер; Iuppiter... fulminans  гром), или реалии русской действительности (Hadria финобалтицкие волны). Замены эти подчинены одной главной цели  созданию духовной песни. Смелая мысль Горация «справедливого и твердого в намерении мужа не поколеблет могучая рука громовержца Юпитера» у Прокоповича звучит по-христиански смиренно: «Кто крепок на бога уповая... тому не страшен гром». Лаконичный, сдержанный образ Горация «бесстрашного поразят обломки» развертывается в антитезу «тело  дух», усиленную лексическими средствами (прах, падеж лютый).

Итак, из 16 строк песни первые десять восходят по нашему мнению, непосредственно к Горацию, остальные можно считать заимствованными из разных псалмов, на которые, как на источник песни, указывал П. Н. Берков («111, 90, 89 и др.»). Но относить песню на этом основании к жанру «парафразиса» вряд ли правомерно.

Прокопович как бы намечает два пути для развития духовной лирики: один путь  переложение псалмов, жанр «парафразиса», другой  жанр песни. Если жанр «парафразиса» допускал большую свободу в обращении с первоисточником [11], то песня соединяла казалось бы несоединимое: оду языческого поэта с псалмом. Литературная практика того времени свидетельствует о том, что ею были восприняты оба жанра, больше того, продолжатели Прокоповича без сомнения уловили и источник второго жанра  оду Горация. Среди стихотворений А. Кантемира [стр. 184] 30-x гг. можно встретить и переложения псалмов, и песни. Относительно источников песен автор прямо заявляет: «Сей первой песни основание взято из 34 Горациевой в книге 1. Сей (второй) песни основание взято из Евангелия и из Горация [15]». Вполне вероятно, что песнь 1 «Противу безбожных» и песнь 11 «О надежде на бога», в которых «... меж собою Спаситель и римский стихотворец согласуются в частностях, но... разгласные заключения производят [15]» написаны под влиянием песни Прокоповича «Кто крепок на бога уповая».

Подобная интерпретация Горация в христианском духе, использование его од для создания духовной песни остались единичным явлением в русской литературе XVIII века. Переложения Прокоповича и А. Кантемира опубликованы не были, поэтому не смогли оказать существенного влияния на формирование жанров русской литературы. Напротив, Гораций как теоретик и кодификатор искусства благодаря «Поэтике» Прокоповича, определившей дальнейшее развитие теоретико-литературной мысли в России, оставался непререкаемым авторитетом на протяжении всего XVIII века.

Литература

1. Реминисценции из Горация обнаружены автором статьи у Симеона Полоцкого, Димитрия Ростовского, обучавшихся в XVII в. в Киево-Могилянской академии.

2. А. Х. Курилов, К. В. Пигарев. Возникновение литературоведения в России. В кн.: «Возникновение русской науки о литературе». М. 1975, с. 32.

3. А. Н. Соколов. О поэтике Феофана Прокоповича. В сб.: «Проблемы современной филологии». М., Изд-во «Наука», 1965, с. 443449.

4. А. А. Смирнов. К проблеме соотношений русского предклассицизма и гуманистической теории поэзии. Ф. Прокопович и Ю. Ц. Скалигер. В сб.: «Проблемы теории и истории литературы». М. Изд-во МГУ, 1971, с. 6773.

5. «Ф. Прокопович в Риме изучал Демосфена, Цицерона, Квинтилиана, в эпической поэзии Вергилия, в одах Горация». В кн.: «П. П. Пекарский. Наука и литература в [стр. 185] России при Петре Великом». СПб., 1862, с. 483.

6. Феофан Прокопович. Сочинения. М.Л. Иэд-во АН СССР, 1961, с. 342 (далее ссылки на это издание даются в тексте с указанием страницы).

7. В. К. Тредиаковский. Избранные произведения. Библ. поэта. Большая серия. М.Л., 1963, с. 396.

8. В переработанном варианте (1752 г.) «Нового и краткого способа к сложению российских стихов» Тредиаковский выделяет особый жанр дидактической поэзии и включает в него «Науку поэзии» Горация.

9. В. Буш. Гораций в России. Мюнхен. 1964 (на немецком языке).

10. Г. А. Гуковский. Русская литература XVIII века. М. 1939, с. 16.

11. П. Н. Берков. Одно из первых применений эзоповского языка в России. В сб.: «Проблемы теории и истории литературы». Изд-во МГУ, 1971, с. 7482.

12. Ф. Прокопович. Ук. соч., с. 490 (примечание И. П. Еремина).

13. П. Н. Берков. Ук. соч., с. 80.

14. Любопытно, что именно 111. 3 оду Горация цитирует в «Поэтике» как пример амплификации (417).

15. Антиох Кантемир. Собрание стихотворений. Библ. поэта. Большая серия. Л. 1956, с. 203204.

На сайте используется греческий шрифт.


МАТЕРИАЛЫ • АВТОРЫ • HORATIUS.RU
© Север Г. М., 20082016