переводчики

(1) По какой причине, Меценат, никто той частью доволен не бывает, которую он либо сам себе по своему рассуждению избрал, либо судьба ему определила? Для чего всяк других себя счастливее почитает? «О, коль благополучны купцы!» — говорит воин, летами отягченный, у которого уже все члены от многого труда расслабели. Напротив того купец, полуденными трудами носимый по морю: «Военная служба лучше». Ибо что? Сражаются: во мгновение ока или скорая смерть тебя постигнет, или радостную одержишь победу. (10) Искусный в праве и законах, когда в куроглашение требующие его советов в двери стучатся, хвалит земледельца. А сей, дав поруки, из села во град влекомый, вопиет: «Одни градские жители благополучны». Прочих сим подобных жалоб толь много, что исчисление оных может утомить и говорливого Фабия.

Но чтоб тебя не задержать, послушай, к чему моя речь клонится. Если бы какой бог сказал: «Я ваши желания исполню; ты, воин, будь купцом, а ты, стряпчий, селянином. Вы отсюда, а вы оттуда, получив перемену своих состояний, отходите. Ну! Что медлите?» Нет, не захотят. Ведь им дозволяется быть благополучными? (20) Льзя ли, чтоб по справедливости Юпитер на них не вспылал, и обе щеки надув, не сказал бы, что он вперед уже не будет так милостив, чтобы к прошению их преклонял ухо. Впрочем, чтобы мне сего, как будто шуток смехом не представлять; хотя и в смехе говорить правду что препятствует? Так, как ласковые учители дают ребятам пирожки, чтобы скорее азбуку выучили.

Однако мы, оставив шутки, станем дело говорить. Тот, кто твердую землю тяжким рассекает ралом, и сей обманом живущий корчемник, также воин и пловцы, (30) дерзостно все моря обтекающие, говорят, что они с тем намереньем труд сей претерпевают, чтобы приобрев себе довольное пропитание, в старости дни свои спокойно и беспечально провожать могли; и представляют в пример маленького многотрудного муравья, который ртом своим все что может волочет и в собираемую кучу кладет, рассуждая и помышляя о будущем. Но лишь только Водолей подаст печальный вид к концу обратившемуся году, то уже он никуда не выпалзывает, и благоразумно пользуется тем, что прежде собрал; а тебя ни чрезмерный жар, ни зима, ни огонь, ни море, ни оружие (40) от корысти отвратить не могут; все беды презираешь, лишь бы только тебя никто богатее не был. Что пользует; когда в вырытой тайно земле со страхом погребешь несметное множество серебра и золота? А ежели оное разочнешь, сойдет на бедно́й пенязь.

Но если того не будет — что утехи в собранной куче? Хотя бы на твоем гумне по сто тысяч мер хлеба молотили; однако твое чрево не более вместит моего. Так как будучи слугою, ежели бы ты мешок с хлебами своего хозяина на плечах нес, не больше получишь, как тот, который не нес ничего. Или что разности живущему в пределах естества взорать (50) сто четвертей земли или тысячу? Но приятно из великой кучи брать. Когда нам из малой столько же брать можно, то для чего ты свои житницы предпочитать будешь нашим кошам. Так как если бы тебе стакан или кружка воды надобны были, и ты бы сказал: «Я лучше из большой реки, нежели из сего малого источника столько же почерпнуть хочу». Из чего бывает, что ежели кто изобилием больше потребного насладиться желает, тех быстры Афид оторвав купно со брегами уносит. А кто столько требует, сколько надобно, (60) тот ни мутной с илом воды не черпает, ни жизни в водах не лишается.

Но большая часть людей ложным желанием прельщенных говорят — все не довольно, для того, что столько тебя почитают, сколько имеешь. Что с таким делать? Пускай по своей охоте будет беден, поелику он сам то делает. Как рассказывают о некотором богатом и чрезмерно скупом человеке в Афинах, который народную молву обыкновенно презирал так: «Народ меня просвистывает, а я дома сам себе в ладоши бью, когда на деньги в сундуках смотрю». Жаждущий Тантал убегающие от уст его ловит воды. Чему смеешься? (70) Под премененным именем о тебе баснь говорится. Ты на собранных отвсюду в кучу мешках спишь, дрожа от жадности, и принуждаешь себя щадить оные как будто священные вещи, и веселишься как живописными картинами. Не знаешь, куда годится и на что употребляется деньга? Купить хлеба, зелени, скляницу вина, и все то, без чего человеческое естество унывает. Или тебе приятно, едва живу от страха, всегда и днем и ночью бодрствовать, бояться злых воров и пожаров, слуг, чтоб обокрав тебя, не сбежали? Сих благ всегда бы я желал вовсе лишенным быть.

(80) А если тело твое лихорадкою страждет, или другая какая болезнь на одр тебя повергнет, так есть кому при тебе сидеть, припарки делать, врача просить, чтобы тебя исцелил, и возвратил твоим детям и любезным родственникам. Ни жена, ни сын не желают тебе здравия, все соседи ненавидят, знакомые, рабы и рабыни. Дивишься, когда ты сребро всему предпочитаешь, что никто тебе не оказывает любви, которой ты не достоин? Но ежели ты у родственников, которых от естества без всякого твоего труда имеешь, любви не потерять и друзей удержать хочешь; (90) то напрасно ты, несчастный, о сем стараешься, не инако как тот, который бы учил осла бегать на поле и повиноваться правлению узды.

Сделай когда-нибудь конец стяжанию, и чем более имеешь, тем меньше нищеты бойся; и начни <оканчивать> бедствия, приобрев желанное, и не делай так, как некто Умидий: баснь не долга: толь богатый, что деньги свои мерил, который так был скуп, что никогда лучше раба одет не бывал, и до конца жизни боялся, чтобы с голоду не умереть, но освобожденная раба, храбростью Тиндаровых дочерей превзошедшая, (100) пополам его секирою разрубила. Что ж, ты мне советуешь жить так, как Мений, или как Номентан? Ты две вовсе между собою противные вещи совокупить тщишься. Когда я тебе запрещаю быть скупым, то не повелеваю быть мотом и бездельником. Есть разнствие между Танаидом и Виселлиевым тестем. Есть мера во всем, и всему известны пределы, за которыми ни на сей, ни на той стороне справедливости быть не можно.

Но уже туда, откуда отошел, обращаюсь. Ни кто ли, как скупой, собою не будет доволен, и только лишь других станет счастливее себя почитать и чахнуть, (110) видя у чужой козы сосцы полнее, нежели у своей? Не сравнит ли себя с большим числом людей, которые беднее его, и только будет стараться, как бы то того-то другого превзойти? Так, стремясь ко стяжаниям, видит он всегда впереди других богатее себя. Так, когда кони на ристаниях пущенные из ограды мчат колесницы, возница тщится объехать бегущих впереди, а оставшегося назади, которого он минул, презирает. Для того мы редко кого находим, который бы сказал, что он жил благополучно, и который бы, окончив время жизни, отходил из света так доволен, как насыщенный гость из пира.

(120) Полно: чтобы ты не подумал, что я обокрал кипы писем Криспина Липпа, не скажу больше ни слова.