переводчики

Как это так, Меценат, — никто не доволен своею
долей, рассудком ли данной, судьбой ли навязанной, — вечно
хвалят люди лишь тех, кто иным увлечен вожделеньем?..
«О, счастливцы купцы!» — вопиет ветеран седовласый,
5 воин маститый, с великой натуги и телом разбитый...
Сам же купец, когда буря корабль, словно щепку, швыряет,
«Ох, солдатчина лучше! — кричит, — подерешься — и разом
или прихлопнут тебя, иль с веселой победой поздравят!»
«Счастливы вы, мужички», — твердит юрисконсульт сердитый,
10 в дверь как еще с петухами к нему проситель стучится.
А мужичок, коли в дело ввязался да с хутора в город
тащат его: «Горожанам, — орет, — не житье, а малина!»
Много и прочих иных — но их и Фабий-болтушка
может едва перечесть. Чтоб тебя не задерживать — слушай,
15 речь я к чему поведу. Является бог и глаголет:
«Вот я! Сейчас вашу волю исполню — ты, воин,
будешь купцом; ты, юрист, — мужиком; ну, теперь расходитесь,
роли свои обменяв, — ты сюда, ты туда. Ну, живее!
Что ж вы стоите?» Нет, не хотят! А ведь счастье так близко!
20 После того как Зевесу на них не надуться, не молвить:
«Нет, уж вперед я не буду таким добрячком и не стану
уха к желаньям вашим склонять!» Довольно однако ж.
На шутника не хочу быть похожим, который со смехом
точно порхает над делом... Хотя с улыбкой и правду
25 можно отрезать — как добрый учитель, что пряники детям
в школе дает, чтобы азбуке было им слаще учиться...
Шутки, однако ж, мы в сторону — есть посерьезней занятье.
Пахарь, что плугом суровым тяжелую ниву вздымает,
Плут-трактирщик, солдат и торговец, что по морю всюду
30 смело несется, — в расчете на то лишь труды переносят,
чтобы на старости лет, говорят, отдохнуть без помехи,
на пропитанье себе накопив; как мурашек-малютка
(он — трудолюбья пример!), что в ротике вечно таскает
что только может найти, и в кучку свою собирает;
35 знает грядущее он, и меры принять не ленится...
Верно! Но только лишь год повернет Водолей на ненастье,
он уж из дому ни шагу — сидит, и умне́нько запасом
кормится сам; а тебя ведь ни знойное лето, ни стужа
не оторвут от наживы, ни меч, ни потоп, ни пожары...
40 Все для тебя нипочем, лишь бы не был другой кто богаче...
Что за приятность, скажи, серебра и золота груду
в яму, от всех потихоньку, зарыть, полумертвым от страха?
«Стоит почать лишь запас — как раз и дойдешь до полушки!»
Ну, а как не поч<ин>ать, что красы в этой куче громадной?
45 Тысяч хоть сотню кулей <твое> гумно намолотит —
все ж твое брюхо не больше вместит моего; коли хлеба
ты кулек понесешь на плече нагружённом, средь прочей
челяди — все же кусок ты не больше получишь другого,
что не нес ничего... Да скажи, наконец, что за важность
50 сотню вспахать десятин, или тысячу, раз я с природой
в добром согласьи живу? «Да из кучи большой взять приятней!»
Как так? А если из малой ты столько ж мне брать разрешаешь,
что ж ты свои закромы́ перед нашим ларьком превозносишь?
Вот ты воды захотел, ну, ведро, ну, примерно, стаканчик —
55 ты же кричишь: «Подать мне реку большую! Отсюда
я зачерпну; что мне в этом ручье?» Оттого и бывает,
жадников этих Авфид вместе с берегом быстрый глотает,
если сверх меры у них аппетит разыграется. Если ж
ты сколько нужно берешь, но не больше, — и воду без грязи
60 ты зачерпнешь, да и жизни своей ты в волна́х не погубишь!
Добрая ж часть человеков, страсти слепой покоряясь,
«Все не довольно! — кричит, — По богатству и люди нас ценят!»
Что с ними делать? Оставь их мучиться; сами на муку
рвутся они — на здоровье! Вот, люди болтают, в Афинах
65 скряга богатый живет — на людскую молву наплевал он:
«Пусть себе свищет народ на меня, зато дома уж вволю
я нахлопаюсь сам, сундуком набитым любуясь!»
Жаждущий Тантал хватает волну — но от уст убегает
тотчас волна... Что хохочешь? Тут имя ведь только другое;
70 притча, то, друг, про тебя — разложивши мешки золотые,
пялишь на них ты, бессонный, глаза; как святыню блюдешь их,
словно картинкой любуешься писаной, тронуть не смея...
Знаешь ведь деньги на что? Что за пользу имеют червонцы?
Хлебца купить, капустки, винца полуштоф, да природу
75 надо потешить — не то захвораешь, пожалуй, с натуги...
Что за утеха — покоя не знать ни нощно ни денно,
злых воров трепетать, пожара, прислуги коварной —
как бы, тебя обокрав, не сбежала она, — нет, увольте!
Этого счастья поменьше иметь мне в жизни позвольте!
80 Ну, захвораешь — к постели тебя прикует лихорадка,
или иная болезнь — ну кто посидеть пожелает
рядом с больным, припарку сготовить, врачу поклониться,
чтобы он поднял тебя и семье дорогой возвратил бы?
Жизни тебе ни супруга не хочет, ни сын, а соседи
85 прямо клянут, и знакомцы, «и парни, и девки»...
Что ж тут за диво? Червонцы тебе всех на свете дороже,
Ну, и тебя не полюбит никто — любви ты не стоишь!
Даже родню, что природа нам всем без труда предлагает,
коль удержать ты захочешь, и в дружбе с роднею остаться, —
90 даром, бедняга, твой труд пропадет — не научишь осленка
в поле конем гарцевать, мундштуку и узде повинуясь...
Брось же свою ты наживу — ведь больше чем нужно скопил ты;
что ж нищеты ты боишься? Пора уж тебе начинать бы
труд свой кончать, желанье исполнив; не подражай ты
95 скряге Уммидию... Сказка не длинная; так он богат был,
что червонцы гарнцами мерил, — но скряга ужасный;
хуже раба одевался; до самого смертного часа
все он боялся с голоду как бы ему не подохнуть...
Что же вышло? Его пополам топором раскроила
100 злая либерта, что всех Тиндаридов храбрей оказалась...
«Что ж мне, по-твоему, делать? Жить Мением, что ли, прикажешь,
иль Номентаном?» Ну вот — ты все крайности, кажется, хочешь
лбами столкнуть; не хочу я, чтоб стал ты вконец скупердяем,
но не хочу, чтоб и мотом ты был, иль завзятым кутилой...
105 У Танаи́са — нехватка, распухло зато у Визеллья...
Есть и мера всему, есть граница, предел положенный —
ближе и дальше его уже правда не может держаться.
Ну, я к началу вернусь; как скупые, собой не довольны,
хвалят люди лишь тех, кто иным увлечен вожделеньем,
110 чахнут со злости, чужую козу с полным вымем увидя;
больше на свете ведь бедных — но с ними себя не равняют,
а богачей обогнать все хотят, то того, то другого;
рвутся вперед, а глядишь — впереди уж другой, побогаче...
Словно у нас на бегах — со старта летят колесницы,
115 хлещет возница коней; соседей он хочет обставить,
а уж кого назади он бросил — туда и не взглянет!
Редко на свете найдешь человека, что скажет: «Я счастлив!»
И, до конца жизнь прожи́в, удалится со света,
словно с пирушки пресыщенной гость, домой пробираясь...
120 Будет, однако ж. Словечка теперь не прибавлю. И то уж
ты, чай, подумал что я «компилятор» слепого Криспина.